Переход в католичество в условиях православной русской культуры XIX века – достаточно смелый и откровенный шаг. Однако волны перехода наблюдались на протяжении всего века трижды: 1810-е, 1840-1850-е и 1890-е. В историографии период перехода в католическую веру 1840-х-1850х годов принято связывать с либерализацией мыслящих умов, тем самым утверждая, что смена веры выступала своего рода протестом сложившейся системе внутреннего порядка Российской Империи, которая нуждалась в реформах¹. Так что же это было: излишняя европеизация дворянской среды и вследствие того потеря русской самоидентификации, протест, который был обусловлен либерализацией или поиском ответов на глубокие, внутренние духовные вопросы? В данной статье мы обратимся к этому вопросы через призму дневников и личности Ивана Сергеевича Гагарина.

Князь Иван Сергеевич Гагарин (1814-1882) был человеком необыкновенной судьбы. Он принадлежал к родовитой дворянской семье и получил прекрасное образование. Гагарин начал свою деятельность на дипломатическом поприще, в 1831-1833 гг. он служил в Московском архиве Министерства иностранных дел, затем в русских миссиях в Мюнхене (1833-1835), Париже (1838-1842) и Вене (1842). Гагарин много путешествует, встречается с писателями и учеными Франции и Германии, размышляет о судьбе России и об отношениях России и Запада. 1836-1837 гг. Гагарин проводит в Петербурге. Он принимает участие в спорах западников и славянофилов, бывая в Москве, посещает П. Я. Чаадаева, идеи которого оказали огромное влияние на формирование его личности и взглядов. Гагарин поддерживает дружеские связи с П. Я. Чаадаевым, Ф. И. Тютчевым, Ю. Ф. Самариным, он знаком с А. С. Пушкиным, М. Ю. Лермонтовым, А. И. и Н. И. Тургеневыми, А. И. Герценом и многими другими русскими литераторами. В 1842 г. Гагарин выходит в отставку. В том же году он переходит в католичество и затем вступает в Общество Иисуса (иезуитов). Неожиданный конец дипломатической карьеры Гагарина вызвал шумные толки в Петербурге и Москве. Много говорили и спорили о причинах, побудивших Гагарина перейти в католичество. Сам Гагарин неоднократно подчеркивал, что его решение стать католиком — не плод какого-либо внешнего влияния, а результат длительных религиозных поисков, «внутреннего умственного или душевного процесса». Однако не лишены основания слова их современника Герцена, который однажды заметил, что «... Печерины, Гагарины, Голицыны бежали в католицизм, чтобы не задохнуться»² в николаевской России.

В эмиграции Гагарин начинает активную публицистическую деятельность. Основной идеей Гагарина стала мысль о соединении Восточной Церкви с Западной. Этой теме был посвящен основной труд Гагарина — книга Будет ли Россия католической? (1856) и другие его работы.

В 1855 г. Гагарин основывает в Париже Славянскую библиотеку (одно время она называлась Славянским музеем). Библиотека представляет собой одно из интереснейших русских книжных собраний, созданных за пределами России в XIX в., в ее состав входит личная библиотека Гагарина и его архив. И. С. Гагарин умер в Париже в 1882 г. К концу XIX в. его имя было практически забыто и в России, и во Франции. Жизнь и деятельность Гагарина почти не привлекали внимания исследователей. В 1894 г. известный русский историк В. А. Бильбасов опубликовал два письма Ю. Ф. Самарина, адресованных И. С. Гагарину. В предисловии В. А. Бильбасов писал: «Имя князя Гагарина, друга Самарина, Чаадаева, Тютчева, незнакомо русским читателям: его и прежде мало кто знал в России, никто не знает теперь; его труды, всецело проникнутые любовью к родине, совершенно неизвестны в России и мало кого интересуют за ее пределами»³.

Долгие годы живя за границей (после вступления в 1843 г. в Общество Иисуса (Орден иезуитов), он уже не мог вернуться на родину), Гагарин не порывал связей с Россией. В некрологе И. С. Гагарина, появившемся в журнале Исторический вестник, отмечалось, что, став иезуитом, Гагарин не переставал быть русским: он интересовался судьбами родины, много читал о России и с удовольствием выслушивал известия, сообщавшиеся ему русскими людьми, изредка его навещавшими⁴. Принадлежность к католицизму не мешала ему общаться с представителями Российской церкви, такими как епископ Кирилл (Наумов). Не случайно до самой своей смерти «он… пользовался глубоким уважением людей различных лагерей». Он не разрывал связей со своими московскими соотечественниками [...] несмотря на разницу в религиозных и политических мнениях. Однако эта «разница в религиозных и политических мнениях» была причиной полемики Гагарина со многими русскими литераторами, учеными и общественными деятелями, в дальнейшем славянофилами — полемики, которую он вел почти постоянно.

Гагарин подчеркивал, что мысль о возможности для Русской Церкви «пристать к величественному лику Вселенской Церкви» занимала его «с юных лет», этой идее он «обрек всю жизнь свою». Гагарин писал, что «дело идет не о поглощении Русской Церкви Римскою, а просто о примирении». Он указывал, что соединение Восточной и Западной Церквей не помешает Русской Церкви сохранить восточный обряд, в том числе и богослужение на славянском языке⁵. По мысли Гагарина, только Вселенская Церковь и союз с Западом позволят русскому правительству предотвратить назревающую в стране революцию⁶. В труде Гагарина отразились его многолетние раздумья об одной из главных проблем русской истории — отношениях России и Запада. Именно в связи с этой проблемой Гагарин давал в своей книге оценку двум направлениям русской общественной мысли того времени — западникам и славянофилам. Гагарин критически оценивал оба эти направления, видя их слабые и сильные стороны, но симпатии его были все же на стороне западников. Гагарин считал, что после реформ Петра I история России неразрывно связана с историей Европы. Книга Гагарина несет на себе следы влияния П. Я. Чаадаева. В истолковании истории Гагарин исходил из концепции мирового исторического процесса, изложенной Чаадаевым в «Философических письмах». Он также придерживался мысли Чаадаева, что все достижения западноевропейской цивилизации связаны с Церковью. История России также рассматривалась Гагариным в плане чаадаевских идей. В своем труде Гагарин исходил из того, что Россия как бы отпала от цивилизованного сообщества наций и застыла в своем развитии — в большой степени по вине Византии⁷. Надо заметить, что уже в 1834–1842 Гагарин был вхож в кружок людей близких Чаадаеву и находился под сильным влиянием встреч и бесед с ним. Еще совсем молодой, интеллектуально несформированный, увлечённый государственной карьерой Гагарин очень нуждался в учителе и наставнике, с которым мог бы вести беседы, и с помощью которого был бы в состоянии находить ответы на важные для него вопросы. В такой ситуации общение с Чаадаевым оказалось для Гагарина очень важным. В жизни Гагарина заметен интеллектуальный подъём, порожденный идеями Чаадаева, оказывающими все более глубокое влияние на мышление молодого дипломата. Это заметно и в 1850-е, и в 1860-е гг.⁸ В Дневнике Гагарина уже под датой 17 августа 1834 года можно обнаружить определённые отголоски его мыслей: «Некая притягательная сила влечет Россию к Европе. Ее юная и все еще недостаточная цивилизация, к которой она принадлежит и к которой она тяготеет, как планета к солнцу. Но в то же время другая сила, которую можно назвать силою расширительной, толкает ее к Азии. […] нельзя отрицать, что Россия в Азии – это апостол Европейской Цивилизации». Или: «В прошлом веке великий упрек, который делали католичеству, касался духа власти, в нем содержавшегося, и могущества папства. Теперь же именно этот аспект христианства и католичества находят прекрасным, именно на его основании превозносят католичество, именно на него опираются, когда пытаются использовать католичество как орудие управления обществом»⁹

Таким образом, переход И. С. Гагарина, который принадлежал к элите общественной мысли Российской Империи, имел возможность перенимать идеи, общаться с людьми, что стояли на передовой развития России в либеральном ключе, все же перешел в католичество из-за личного поиска, если угодно, назревающих идей экуменизма, которые пришли к нему позже, нежели просто противопоставляя себя православной религии как символу, шедшему наравне с самодержавием и служащим опорой последнему. Даже в эмиграции. До конца он чтил русскую культуру и поддерживал русских литераторов, заботился о судьбах Родины и мыслил ее в контексте общеевропейского развития, вероятно, опережая эпоху. Для него Россия – носитель европейских ценностей, распространяющая данные идеи на восток в Азию, но именно в союзе католицизма и особенностей национальной идентичности страны он видит возрождение и дальнейшее сплоченное развитие Европы и России.