Приступая к анализу феномена информационных войн (далее – ИВ), первое, что необходимо отметить – это явление неново, а активным толчком к его развитию стала Общеевропейская война, которая вошла в историю как «Тридцатилетняя война». Благодаря достижениям граверного искусства стало возможным широко применять первые информационные листовки – для того времени выпускались довольно значительными тиражами¹.

На экваторе XX века в эпоху Холодной войны (далее – ХВ) началось информационное противоборство между США и Россией. Если попросить выделить одну основную черту, характеризующую эпоху ХВ, то одной из первых мыслей будет – борьба двух идеологий. По моему твердому убеждению, рассматривать эту войну только под призмой идеологической борьбы – тривиально и даже архаично. Она послужила толчком к развитию коммуникативных паттернов взаимодействия – это была семиотическая война. В этом понимании человек рассматривается не как адресат информации, а как канал передачи этой информации. Ведущую роль тогда играли другие носители информации – нетрадиционные². Безусловно, нельзя умалять влияние радиостанций, но базисной пропагандой стала пропаганда материального мира, например, посредством вещей, в частности одежды. Советский союз старался яростно бороться с этим: колкие карикатуры на стиляг, агит-плакаты против «фарцовщиков»³, но даже уголовное преследование не останавливало ни продавцов, ни покупателей. Вторым по значимости каналом передачи информации являлись люди, побывавшие заграницей – немногочисленный слой элиты советской системы. Откровенное интервью Даниила Гранина, известного советского и российского писателя, о его эмоциях после поездки заграницу в 1956 г. говорит само за себя: «О<strong>шарашенно смотрели друг на друга и не могли понять: где же тот самый прогнивший Запад, где человек человеку волк?</strong><strong>»</strong>⁴. Если пропаганда влияет на сознание человека, то эти информационные потоки работают вне сознательного контроля человека. Советская система жестко контролировала информационное поле, поэтому все обсуждения оставались на личностном уровне, не зря в обиход советских людей вошло выражение «разговоры на кухне». Итог, постепенное снижение эффективности информационного поля.

В 90-е гг. был ознаменован новый виток развития ИВ. Как раз в то время было дано два определения ИВ. В узком смысле – информационная война (ИВ) является целенаправленными действиями по подрыву и нейтрализации системы командования и управления противника с целью защиты и осуществления деятельности по командованию и управлению системой дружественных сил⁵. В широком – это форма противоборства, которая представляет собой использование специальных (политических, экономических, дипломатических, военных и иных) методов, способов и средств для влияния на информационную среду противостоящей стороны и защиты собственной в интересах достижения поставленных целей⁶. Необходимо отметить, что Доктрина проведения информационных операций от 1998 г. была подвергнута ревизии, и в новой Доктрине от 2004 г. ключевой целью ИВ фиксируется достижение и поддержание информационного превосходства для Соединенных Штатов и их союзников.

В 1995 года национальный Институт Обороны США опубликовал работу Мартина Либики «Что такое информационная война?», в которой автор определил семь форм информационной войны: командно-управленческая, разведывательная, психологическая, хакерская, экономическая, электронная, кибервойна⁷.

Я убеждена, что рассматривать психологическую войну как самостоятельный феномен неверно. В связи с этим информационная война будет рассматриваться под призмой влияния её на человеческий разум, другими словами – информационно-психологическая война (далее – ИПВ). В США психологическая война является неотъемлемой частью любого вооруженного конфликта. Сфере ИПВ придается большое значение, поэтому многие американские институты, научно-исследовательские центры занимаются данной проблематикой. США развернули широкую систему военных ведомств и подразделений, занимающихся разработкой ведения психологических войн. Благодаря малочисленности (10-15 членов) и узконаправленности они могут быть задействованы для решения специфических задач. В американском военном правиле FM-106 понятие психологической войны сокращается и, на практическом уровне, речь идет о психологическом манипулировании. Целью психологических операций (PSYOP) является влияние на отношение и поведение противника⁸. По мнению американского философа и политолога конца двадцатого века, Ноама Хомского, влияние на паттерны поведения играет важную роль и затрагивает около 20% всего населения, достаточно образованного, которое принимает участие в жизни общества. СМИ стараются повлиять на эту группу людей и их восприятие, т.к. они могут принять участие в создании и реализации политической деятельности. Другая часть или 80% населения является лишь наблюдателем событий, они должны выполнять определенные задачи и не вмешиваться в дела привилегированного меньшинства, принимающего решения. Этой части населения просто стать мишенью СМИ, целью которых – держать большинство в простых наблюдателях, которым не стоит беспокоится о том, что в действительности происходит в мире⁹. Данная позиция – по-традиционалистски аксиоматична и уже поэтому спорна. Нассим Талеб, один из известнейших американских философов современности, придерживается диаметрально противоположной точки зрения – интеллектуалы намного охотней верят СМИ, чем простые работяги¹⁰. И эта позиция подтверждается статистикой – только 14% республиканцев (общеизвестно, что среди республиканцев доля людей без высшего образования больше, чем у демократов) выражают доверие СМИ, в отличие от демократов, 51% которых доверяют СМИ – но она справедлива только для американского общества. Так, уровень недоверия россиян к СМИ, независимо от их образования и дохода, довольно высок – 61% населения России не верит СМИ¹¹.

В XXI веке, благодаря прорыву в коммуникативных технологиях, был ознаменован новый этап информационно-психологических войн. С уверенностью можно сказать, что идет борьба за умы людей, за контроль над информационными потоками, конечная цель которой – формирование «правильного» общественного мнения, которое необходимо той или иной политической силе. По словам американского генерала Дж. Шаликашвили: «Мы не побеждаем, пока CNN не сообщает о том, что мы побеждаем»¹². Данное высказывание нашло свое отражение в таком дискуссионном явлении как «эффект CNN». Этот термин интересен даже не тем, что у него нет четкой трактовки, а тем, что разные определения меняют саму его суть. «Эффект CNN» трактуют как – «термин, применяемый в политической науке и медиаведении для описания влияния круглосуточных новостных телеканалов на восприятие международных событий лицами, принимающими политические (и в особенности внешнеполитические) решения на уровне правительств и международных организаций»¹³. Согласно другой трактовке – феномен в политической науке и медиаведении, которое подразумевает под собой использование телеканалом CNN шокирующих кадров мировых гуманитарных кризисов, которое заставляет американских политиков проводить гуманитарные интервенции¹⁴. Если мы возьмем за истину первое определение, по моему мнению, более неудачное – то возникает резонный вопрос: информационное вещание телеканала имеет влияние на «своих» политиков (domestic politics), которые проводят внешнюю политику (foreign policy) или на политических лидеров противника? Если взять вторую трактовку, то она достаточна узкая и меняет изначальный смысл, который закладывался в понятие «эффект CNN» при его вхождении в устойчивый обиход политической науки – военной операции «Буря в пустыне» 1991 г., проведенная в ходе войны в Персидском заливе. Эта первый вооруженный конфликт, который транслировался в прямом эфире круглосуточно. Известный французский философ постмодернист Жан Бодрийяр в своем очерке «<em>La</em><em> </em><em>Guerre</em><em> </em><em>du</em><em> </em><em>Golfe</em><em> </em><em>n</em><em>’</em><em>a</em><em> </em><em>pas</em><em> </em><em>eu</em><em> </em><em>lieu</em>¹⁵<em>» </em>высказал предположение, что представление масс населения об этом конфликте могут в большой степени отличаться от того, что происходило в Персидском заливе на самом деле. Он делает вывод, что можно говорить о создании средствами массовой информации, в частности CNN, социального концепта, а не о передаче объективной и достоверной информации¹⁶.

В связи с этим будет рационально предложить свое определение данному явлению, учитывая при этом информационно-психологический аспект и современные технологии: «Эффект СNN» – это термин, применяемый в политической науке и медиаведении для описания влияния традиционных и альтернативных средств массовой информации какой-либо страны на сознание своего населения, населения противника, а также на политических лидеров посредством распространения ложной информации».

Подводя итог, необходимо подчеркнуть, что эволюция ведения информационно-психологических войн будет происходить непосредственно в тесной связи с развитием новых технологий. Данная тема не так глубоко изучена, что дает автору основание продолжить исследование информационных войн в дальнейшем.